Интервью
"Студия Константина Хабенского дает детям чуть больше возможностей, чем просто упираться в учебники"
Этой встречей был дан старт официальной подготовки к предстоящему фестивалю студий творческого развития Константина Хабенского, который состоится 3-5 марта в Нижнем Новгороде. Фестиваль, называемый "Малая сцена Большой жизни", откроется в Кремлевском концертном зале спектаклем "Ногов ковчег".
После встречи Максим Аверин ответил на несколько вопросов нашего корреспондента.
Максим, вы — узнаваемы и любимы зрителями, успешны не только как актер, но и как режиссер. А если бы сейчас начать все сначала?
Ничего не поменяю. Ни секунды. Когда я учился в институте, мне очень нравилось страдать, плакать, но люди советовали: "Не надо, тебе этого не надо". Когда я стал постарше, мне очень захотелось сыграть что-то такое, чтобы все вокруг говорили: "Какая же в нем загадка, тайна".Но режиссер, с которым я тогда работал, кидал в меня табуретки и требовал, чтобы я прекращал наигрывать. "Мальчик, твоя сила в искренности, в настоящести", — сказал он. Я запомнил. Все это сделало меня таким, какой я сейчас есть. При этом я считаю, что не сделал и пятидесяти процентов того, что мог.
Может быть, еще рано считать?
Есть вещи, которые уже не произойдут.Например?
Я Ромео уже не сыграю.Ну, с вашей фактурой, мне кажется, в принципе Ромео сыграть не могли бы.
Но кто знает, какой он был, Ромео? Один только Шекспир, вынашивавший замысел. По моему глубокому убеждению, является ошибкой, что, например, Арбенина у нас играют пожилые артисты. Лермонтов написал "Маскарад", когда ему был 21 год. И в 26 лет его убили на дуэли, и у него нигде не написано, что Арбенин — пожилой человек.Мне посчастливилось в 29 лет играть Арбенина, и я считаю, что это абсолютно правильно. Если Арбенин пожилой, тогда Нина – просто дурочка, что пренебрегла ухаживаниями молодого, прыткого и пылкого Звездича. Это дурацкое русское наследие, что Арбенина играет пожилой артист (обычно это бенефис на 80 лет).
Мне кажется, что в этом уходит Лермонтов, его внутреннее противоречие, его постоянная борьба с самим собой и со всем миром. И это противоречие, эту неудовлетворенность как раз и отражает молодой Арбенин, заявляющий: "Я все познал". И Господь дает испытание. Ах, ты все познал — на! И он не ожидал. Он ревнив! А это уязвимость! Как и у Отелло. В чем трагедия Отелло? Он воин, он привык рубить, месить, и вдруг Господь дает ему испытание в любви. Почему же он так быстро ловится на этот манок – ревность? Почему так молниеносно соглашается, и затем начинается настоящее сумасшествие? В самом финале он признается: "И если будете писать в Сенат об этих бедах, скажите: этот человек любил без меры и благоразумья, но, раз приревновав, сошел с ума". С другой стороны, если говорить о сожалениях, вспомню еще одну мою любимейшую фразу: умирая, даже если вы Леонардо да Винчи, будете думать, что вы простой бакалейщик. Это, черт возьми, правильный путь. Надо все время жить в состоянии поиска. Это единственный правильный путь.
Какие еще вещи, по-вашему, уже не произойдут с вами? Назовите три.
Как и у врача, у каждого артиста есть свое "кладбище". Думаю, что там лежит и мой несыгранный Ромео. Хотя нет, совсем недавно студенты попросили меня поставить с ними "Ромео и Джульетту". Я сделаю это — но уже как режиссер, с позиций своего нынешнего опыта.Для актера предоставившаяся возможность стать режиссером очень ценна и интересна. Хотя она и не бесспорна, эта возможность. Вспомним, как Дзефирелли, снимая "Ромео и Джульетту", совершил во имя своего главного детища – фильма - великую "обманку" с детьми, исполнявшими главные роли. Он "влюбил" Оливию Хасси и Леонарда Уайтинга друг в друга, но не дал им возможности общаться вне съемочной площадки. Благодаря этому он подарил миру удивительный фильм. Но во имя этого чуда пожертвовал судьбой актеров, и она печальна.
Я жалею о том, что на сцене мало музыкального театра, и стараюсь по мере сил восполнить это своим моноспектаклем "Все начинается с любви". Конечно, я не претендую на роль певца, нет-нет! Но многое можно сделать в рамках замечательного жанра актерской песни, актерского музыкального спектакля.
Жалею, что на фоне огромной монополии на Достоевского, которого ставят постоянно, совсем забыли про Салтыкова-Щедрина и Островского. А они сегодня актуальны, как никогда. Читаешь Островского — да это же просто сегодняшний день! Но ставят очень мало. Предпочитают поставить что-нибудь эдакое, чтобы ты сидел и разгадывал, о чем это, что это такое? Проходит месяц, ты все еще не можешь догадаться. Потому что тебя обманули, разгадки нет.
Вы познакомились с нижегородской студией Константина Хабенского, а раньше видели и студии в других городах. Что можете сказать об этих студиях?
Студия дает детям чуть больше возможностей, чем просто упираться в учебники и временами ненавидеть это занятие. Студия уводит детей с улицы, где все разговоры сводятся к уровню "выпьем пива, покурим". В студии дети учатся взаимодействовать — это им так пригодится в будущем.Они учатся нормальному отношению к женщине. Они приучаются к понятию "норма". Не дикая оголтелая стая — нормальные люди, которые делают в этом мире свои первые шаги. Они откроют для себя новые имена, например, Хэмингуэя или Франсуазы Саган, которую, кстати, очень хорошо прочитать именно в этом возрасте.
У детей в студии в их 14 лет есть свобода выбора: общаться, танцевать, играть этюды. Мы сами все это проходили — но мы росли в другой стране, которой дети были нужны. Помните, когда мы с треском проиграли Олимпиаду, великая Ирина Роднина сказала: "Чего вы хотели? Советские дети закончились". Студии Хабенского возвращаются к тому, что детям действительно необходимо.
Недавно в соцсетях выложили замечательное видео: девочка и мальчик, такие крохи, что, наверное, даже не умеют говорить. Девочка подходит и целует мальчика. А он отбегает и отряхивает руками лицо. Она снова подходит, целует его в нос. И все повторяется. Оторваться от этого невозможно! Как сохранить эту непосредственность? Для меня идеальный зритель — такой, как в детском театре, когда из зала кричат: "Нет, нет, не туда пошел!" Вот такого зрителя хочу. Но хочу и такого артиста, чтобы, поверив ему, уже взрослый зритель закричал: "Нет, не туда пошел!"
Однажды в 90-х годах я испытал потрясение. Приехал немецкий театр со спектаклем "Ромео и Джульетта". Прекрасные декорации, костюмы. Но немцы решили сделать так, что в начале второго акта Ромео и Джульетта (артисты, их играющие, были уже немолоды) — совершенно голые. И вот этот престарелый Ромео голым бегает по сцене, Джульетта говорит ему слова про жаворонка, в зале мамы с детьми, мама закрывает ребенку лицо, он отрывает ее ладонь… И я думаю, что это, где я нахожусь? Не могу сказать, что это был плохой спектакль. Но есть вещи, которые должны оставаться таинством. Чтобы вот эти мальчики и девочки, которые занимаются в студиях Хабенского, подольше сохраняли трепет. Нет, не наивность – в ней есть инфантильность. Но именно трепет по отношению к жизни, к собственным чувствам, которые им предстоит изведать.
Сейчас все доступно, и стать мерзавцем гораздо проще и, честно говоря, иногда даже и выгодней. Такие условия ставит нам время. Но те чувства, за которые награждают орденом "За честь и достоинство", — воспитываются уже сейчас. Может быть, студии Хабенского предназначены для этого воспитания больше, чем общеобразовательная школа.
Образование ребенка вообще начинается с семьи, с мамы и папы. А уже потом – школа. Потому что с учительницей своей ты жить не будешь. А с совестью – придется.
Комментарии